Если вы не знаете имя Лены Поповой, то либо вы очень молоды, либо вы не из Питера. Несколько громких слов в ее адрес не помешают: это первая русская девушка-ди-джей, это мама питерского клуба «Тоннель», это один из столпов нашей клубной культуры…

Лену Попову знают, наверное, потому что ты на КаZантипе играла, но не как питерского ди-джея. Для тебя вообще существуют такие понятия как «питерский ди-джей» и «московский ди-джей»?

Мне кажется, что такое разделение на два лагеря – это детский сад. У меня есть много друзей диск-жокеев, и для меня совершенно не важно, питерские они или московские. Но есть такое мнение, что в Питере отношение к музыке более честное, потому что в Питере не важно, играешь ли ты коммерческую музыку или некоммерческую, – ты все равно будешь получать одни и те же деньги. И лично я в Москве зарабатываю меньше, чем в Питере, хотя есть такое мнение, что в Москве ди-джеи получают большие деньги. Мои московские друзья зарабатывают больше на гастролях, например, чем в Москве. Понятно, что есть тусовка, где все свои, но это уже шоу-бизнес, а не культура.

А есть вообще клубная культура в России?

Есть, конечно. Каждый человек сам выбирает для себя, во что ему верить, а во что не верить. Так же, как вера в Бога. Можно верить, и тебя будут считать духовным, хотя ты просто себя позиционируешь так. Либо ты не веришь, но при этом ты можешь быть гораздо более духовным, чем, допустим, верующий гангстер, который пошел перекрестился, поставил самую дорогую свечку и считает, что он имеет к этому отношение. То же самое и с клубной культурой. Есть люди, которые занимаются этим по-честному (как бы банально это ни звучало). А есть люди, которые не совсем понятно себя ведут. Это произошло с группой Ленинград, например. Когда-то Ленинград был самым настоящим откровением, и на него ходил весь питерский бомонд. А потом Ленинград стал собирать «Юбилейный», и туда стали ходить гопники. Лирический герой Сергея Шнурова перерос его самого. А ведь, на самом деле, это интеллигентнейший человек! На этом он зарабатывает деньги. Вот это я считаю нечестным по отношению к культуре, музыке.

То есть ты хочешь сказать, что культура – это нечто промежуточное между настоящим и шоу-бизнесом?

Культура – это основа основ. Именно на почве культуры создается шоу-бизнес, который адаптирует конъюнктурные вещи от культуры. Возьмем для примера классическую музыку: что знает основной потребитель – «Щелкунчик», «Лебединое озеро»... Это ведь тоже поп-культура для своего времени. Вот, например, в 1994 году я купила в Германии пластинку итальянского производства, на которой были электронные ремиксы на классические произведения типа «Полет шмеля», и только спустя какое-то время я поняла, насколько это чудовищно и пошло.

А что сейчас тебе кажется чудовищным?

Сейчас все идут по пути наименьшего сопротивления. Ди-джеи предлагают себя и собственный имидж. Они музыку воспринимают как способ самовыражения, как способ потешить свое тщеславие и честолюбие. Это сейчас происходит с Москвой и Питером. И с периферией, кстати, тоже. Типичная ситуация: в городе N богатый человек, который на самом деле занимается криминальным бизнесом или нефть качает, строит себе на радость клуб, дабы показать «браткам», что он имеет отношение к так называемой «культуре». Что он делает: он едет сам за границу, за свои деньги скупает весь пампинг хаус, привозит пачку пластинок и говорит: «Слышь, Вась, вот тебе пластинки – ты их играешь». А ко мне потом этот Вася подходит и говорит: «Везет же тебе! Ты играешь музыку, которая тебе нравится, а я играю это говно! А ведь я люблю другую музыку…» Такая ситуация характерна и для Европы, что самое интересное. Я играла в Гамбурге, и ситуация была очень похожая, когда владельцы клуба говорят мне: «Что ты играешь?!» и ставят своего диск-жокея, который играет “The World is mine”. А ведь они слушали четыре моих микса! Но я не нужна была им как диск-жокей. Им нужна была «русская рейв-матрешка». Я на такие вещи реагирую жестко. А кто-то другой будет молча играть, потому что ему кажется, что таким образом можно куда-то пробиться. ПОКА ТЫ ЧЕМ-ТО НЕ ПОЖЕРТВУЕШЬ, ТЫ НИКОГДА НИКУДА НЕ ПРОБЬЕШЬСЯ.

В книге Лорана Гарнье «Электрошок» идет речь о том, что всегда приходят деньги, и музыка уходит в андеграунд. Хорошим примером с точки зрения именно культуры является команда Underground Resistance.

Это нормальная ситуация. Вот, например, Егор Летов… Я была на концерте Егора Летова («Гражданская оборона»), потому что я сделала ремикс на Яну Дягелеву (Янка Дягелева – звезда русского рока, встречалась с Егором Летовым, www.yanka.lenin.ru ) и искала концы, чтобы выпустить этот ремикс или включить его в микс. Я на этой трехминутной песенке даже не думала заработать, она представляет интерес как некий артефакт. Так вот, Егор, который действительно является легендарной личностью, ни разу нигде не «засветился» по телевидению, то есть речь идет об интервью, выступлениях, но не о записях концертов или, может быть, видеоклипах.

Но это выбор его как личности. Ты же допускаешь, что другой человек может выбрать некую сбалансированную позицию, когда с одной стороны он работает на пиар для массовой аудитории, а с другой – на свою закрытую аудиторию, которой он интересен в силу музыкального вкуса, грубо говоря.

Правда, очень немногие на это способны. Чаще всего бывает две крайности: либо человек, такой, как Егор Летов, занимается творчеством, и он не хочет, чтобы его знали в лицо. Нет, его интересует публичность, но только с точки зрения отношения публики к его музыке, без посредников: визуальных, рекламных и т.д. Настоящему поэту не обязательно быть красавцем, правда? А есть другая крайность, когда люди за счет своих внешних данных пытаются привлечь к себе внимание (как Бензина, например). И за счет этих чисто визуальных моментов люди очень многое пропускают мимо, они не смотрят вглубь, не интересуются.

Но в клубы все равно приходят, по крайней мере, в Москве…
В Москве вообще очень интересная ситуация: очень редко люди ходят на диск-жокея, будь то русский или иностранный диск-жокей. Я привозила Tok-Tok в GAUDI перед выступлением на питерском фестивале Mayday, на эту вечеринку пришли 150 человек. А ребята отыграли на «отлично»! Ну, Tok-Tok – это вообще святые люди. Они могут приехать, даже если им ничего не заплатить, а только дорогу оплатить.

А вот, кстати, это очень нетипичная ситуация, потому что в последнее время артисты только и делают, что гонятся за деньгами. Такое ощущение, что любовь к музыке пропала, ди-джей играет и все время смотрит на часы, его уже такси в другой клуб ждет или самолет в другую страну…

У меня была такая история: я на протяжении нескольких лет мечтала пригласить Кари Лекебуша (Cari Lekebusch www.lekebuschmusik.se ), шведского техно-музыканта, когда-то одного из моих любимых. Я просто его обожала! Собственно, можно сказать, что я из-за него «вписалась» в открытие «Тоннеля» - для того, чтобы была площадка, куда не стыдно было бы привозить достойных ди-джеев. Мы потратили полмиллиона долларов, чтобы отремонтировать клуб, купить турбосаунд… И первым артистом, которого я привезла (если не считать гостей с Mayday, которые уже успели к тому времени поиграть в Тоннеле), был именно Кари Лекебуш. Я долго пыталась до него достучаться, весь букинг у него расписан, в итоге, мы нашли какую-то «дырку» в сентябре, он приехал (ехал проездом из Польши) с малюсенькой сумочкой пластинок, отыграл один час двадцать минут и пошел спать в отель. Причем играл совершенно неинтересную луповую музыку, которую он пишет последние несколько лет, и оказалось, что я человека любила за один единственный релиз, который был для него нетипичен. И другой пример: приезжает Beroshima (Фрэнк Мюллер - Frank Müller - www.beroshima.com ), играет замечательнейший сэт, со всеми общается и получает от всего огромное удовольствие. Или тот же самый Doorkeeper, который в России буквально уже пасется, говорит: «Лена, меня никто не знает в Германии, я там уже давно не играю. Мне не интересно там играть». Причем, ему нравится играть в регионах, а не в Москве, потому что здесь публика изначально приходит с неправильной установкой. Но здесь все немного исковеркано, потому что главное здесь – это бизнес.

Расскажи о том, как начиналась твоя история. Ведь ты, на самом деле, живая легенда, просто мало кто об этом знает сейчас! Почему девушки играют техно? Девушки не очень увлекаются иголками, пластинками, лейблами…
Я играла очень разную музыку всегда. Я начинала в 1994 году и тогда играла немецкий транс. В то время иголки и пластинки только-только начинались, все это было очень интересно. Но к музыке я приобщилась гораздо раньше. В 16 лет я вообще была металисткой, ходила в цепях на шее. В то время эта музыка была интересной и запрещенной. Я жила в Краснодаре, и у нас там было такое место в районе стадиона «Кубань» – оно назвалось «Поляна» - и там торговали тем, что сейчас продают магазины для ди-джеев. Туда регулярно приезжала милиция, проводила оцепление, сажала всех в автобусы – то, что сейчас делает милиция в поисках наркотиков в клубах, с той лишь разницей, что это были пластинки, но не таблетки... Было время, когда я работала промоутером группы «Матросская тишина», возила их в Питер… То есть я всегда была внутри этой субкультуры – андеграунд музыки. А потом пришла электронная музыка. Сначала мы ходили на танцы на Фонтанку. Тогда я работала в детском кукольном театре, два раза в год мы уезжали на трехмесячные гастроли, все остальное время я проводила в Питере. В принципе, денег мне хватало, чтобы в эти промежутки времени не работать, и, естественно, мы развлекались. Сначала это были рок-концерты, потом я жила в сквоте на Пушкинской, были художественные проекты, я занималась фотографией (даже выставки какие-то были у меня в Польше и Швеции), но тоже на уровне субкультуры. Потом в этом сквоте на Пушкинской, 10 мы стали проводить первые ночные вечеринки. Место само по себе легендарное, настоящий арт-центр...

Это были ночные посиделки или?..

Пушкинская, 10 – это огромный дом, недалеко от Площади восстания, который весь был заселен художниками, которые ни у кого не спрашивали разрешения, а просто нелегально там поселились. До меня они там лет десять жили, я там успела пожить, и до сих пор люди там живут, но уже на более-менее легальном положении, и вообще сейчас Пушкинская, 10 имеет статус культурного центра. В этом же доме находится магазин «База», там же клуб Fish Fabrique, там же в свое время была Арт-клиника… Какие-то зерна той субкультуры проросли, и там они и остались. Там же мы устраивали первые вечеринки. Но если на Фонтанке была электронная музыка, то у нас не было диск-жокеев, не было соответствующей аппаратуры. У нас друзья были рок-н-рольщики: «2 Самолета», «Младшие братья», «Колибри», - для всех них Пушкинская, 10 была репетиционной базой. Мы устраивали джем-сейшены, приглашали людей (вход был бесплатный), иностранцы покупали ящиками вино (благо, что на двадцать долларов в 1990 году можно было упоить двести человек)… А потом мы стали захаживать на Фонтанку… В 1993 году, отрылся клуб Тоннель, куда по-тихоньку все переместились. Тогда же на Фонтанке я познакомилась с Лехой Компасом-Врубелем, который, кстати, не сразу увлекся музыкой. Он не был диск-жокеем, он был художником. Мы тусовались вместе по сквотам… Потом Леха уехал в Москву строить клуб LSDance, попросил меня привезти пластинок из Берлина…
Тогда в Берлине были просто сумасшедшие деньки, я внедрилась в очень жесткую клубную тусовку, когда на протяжении трех месяцев я спала в общей сложности лишь две недели, потому что хотелось еще и еще… Море впечатлений было… Tresor-ы, E-Werk-и, все, все, все… Были и наркотики. Но это была не жажда наркотиков, это была жажда эмоций и впечатлений. Я помню всех диск-жокеев (Dr Motte, Sven Vaeth…), ставших звездами, которые сейчас к нам приезжают. Кстати, вот совсем недавно, когда Матиас (Matthias Roeingh - Dr Motte) приезжал на очередную «дискатеку в Юбилейном», как мы их называем, мы с ним разговорились, и мне он очень понравился. Несмотря на то что он фактически поп-звезда в электронной музыке, у него очень правильное отношение к этой культуре, он очень корректный человек, такой инфантильный ребенок, который честно относится к тому, что он делает. Я помню их молодыми, как они начинали. И что заметно отличает этих людей от современных ди-джеев – это то, что они все время стремились к новому. В них жила настоящая жажда нового!

Даже здесь, в России, это было заметно раньше. Я это сказал Фонарю, но Фонарь со мной не согласился. И ветераны все говорят, что нет, мол, тогда ничего не было, сейчас лучше стало. Я удивляюсь в ответ: «Как лучше? Я Фонаря слушал – он одно играл, Трапезникова – он другое, третьего – он третье. И каждый из них – личность». А сейчас все играют одно и то же. Даже в магазине пластинок ди-джеи не выбирают, не ищут пластинки. Они спрашивают: «Что нового есть?» и потом берут пачку, не глядя, и уходят. Самое смешное, что если приходит интересная пластинка, ее никто не берет. НО через полгода люди спрашивают: «А помнишь, была такая пластинка?» И все же не будем отвлекаться! Возвращаемся к твоим истокам…

Леша Чернорот (aka DJ Compass-Vrubell) дал мне приблизительный список пластинок, причем я тогда совершенно не разбиралась в пластинках, и я пришла в магазин Hardwax, лучший в то время магазин пластинок. Там работала девушка Сюзанна (известная по псевдониму Electric Indigo ), которая, взглянув на этот список, насобирала мне пластинок. Я отправила их Лехе. Пару лет назад мы вспоминали эту историю с Компасом, и он мне сказал: «Ты мне тогда прислала такие пластинки, которые я не смог играть. А через несколько лет они очень круто звучали!» Кстати, в этом же магазине я познакомилась с Хуаном Аткинсом (Juan Atkins), и он меня пригласил в Tresor. Я помню, он спросил меня: «Ты знаешь, кто я?» Я говорю: «Нет, откуда мне знать!?» Он мне, мол, я отец! Metroplex! Бла-бла-бла… Я думаю про себя: «Какой, нах, Metroplex?» Потом он пригласил меня поужинать. В итоге, я встретилась с Хуаном Аткинсом и Джеффом Миллсом (Jeff Mills). Этого орла я тоже не знала. А пришли мы в китайский ресторан на Kanzstrasse. Я даже не подозревала, что основными посетителями этого заведения являются русские мафиози, которые давно уже оккупировали эту Kanzstrasse. Ну, представьте: захожу я с двумя нигерами, а там полный ресторан наших бандитов с бритыми головами и в спортивных костюмах. Я почувствовала, что парни напряглись. А понять, о чем говорят мои чернокожие друзья, я тоже не могла, потому что они говорили на каком-то детройтском английском. Единственное, что я поняла, было: «Йо, Мэн!»
Собственно, вот так я проводила время в Берлине. А потом друзья стали звать обратно в Питер, как раз открылся клуб Тоннель. Помню, я тогда накупила немецкого транса и поехала… Кроме Тоннеля был еще клуб Нора, первый опыт группы «Два самолета», который постепенно перерос в Грибоедов. Был еще клуб Трансформатор, но это было вообще бандитское место. Ах да! Было еще место в гостинице «Спортивная», но там просто отстреливали сразу, потому что туда ходили именно «пацаны».

А Планетарий?

Планетарий открылся чуть позже, в 1996 году. Я присутствовала при его открытии, потому что мои знакомые из Голландии ставили там звук… Но первым был все же Тоннель, хотя тусовка этого клуба была не очень сплоченной в идеологическом плане, все они достаточно амбициозны, и для них работать в команде было очень непросто. Братья Хаасы, Олег Назаров, Денис Одинг, Миша Воронцов (но Миша, правда, для меня позже появился). В 1998 году нас закрыли, потому что обанкротился завод Кулакова, которому принадлежало это муниципальное помещение, и помещение ушло за долги… Все оттуда вывезли, помещение заколотили… Ну, можно было договориться тогда… Но мы договорились позже. Само помещение в то время даже в аренду нельзя было взять без политического влияния. Это же подвальное помещение в Питере, вы что! Стратегический объект, хоть и никому не нужный совершенно. Там крысы дохлые плавали! В итоге мы вышли на людей, которые могли «разрулить» эту ситуацию и вложить в это свои деньги. Долго восстанавливали это место и открыли второй раз в 2002 году. Наши «спонсоры» сначала говорили, что не станут вмешиваться в работу клуба, а просто хотели получать свое «бабло». Но со временем стали возникать трения и непонимание. Но клуб работал. На фейс-контроле у нас стояли чемпионки по женскому кик-боксингу. Корректнейшие девушки, которые могли «вломить» любому бандиту, но в то же время грамотно «разрулить» ситуацию. Ну, представьте: подъезжает огромный автомобиль, полный «братков», и они начинают ломиться в клуб… И Наташа поняла, что в случае малейшего конфликта, братки достанут «обрезы» и просто всех уложат. Она тихонечко подошла к одному и говорит: «Ребят, у нас закрытая вечеринка сегодня…» - «Да чо, мля, какая, нах, закрытая?..» - «Ну, у нас сегодня эти… пидоры… в смысле гомосексуалисты… Вы же не гомосексуалисты?» Братки сразу ноги в руки, и больше их никто не видел ))) И вот эти самые наши «спонсоры» стали диктовать девчонкам, как себя вести, понаставили везде видеокамеры, с наркотиками были тоже проблемы постоянно… Ну, представьте, что приезжает милиция, а барыги прям у клуба с ними рассчитываются долларами через окно машины, и милиция уезжает... А потом тринадцатилетних девочек грузят, как голубей лопатой, и увозят… Мы с Лешей Хаасом решили, что нам это не нужно. Но у нас была команда своя, мы работали за мизерные деньги, везде стояли наши же друзья: и в баре, и на входе, мы все сами там мыли, чистили… Мама моего друга делала эти подушки своими руками… И я вынуждена была чуть ли не каждую катушку учитывать при всем при этом… Бред полный, короче. В итоге, ушли все...

Итак, в первой части мы остановились на том, что вся команда Алексея Хааса и Лены Поповой ушли из клуба Тоннель по причине неразрешимых конфликтов с партнерами по бизнесу…

Ушли все: гардеробщики, бармены… кроме Олега Слона, который не хотел оставлять «лучший питерский клуб». Я, конечно, понимаю, что, играя музыку жестких форматов, сложно найти место лучше, чем «Туник» (Тоннель) и лишаться рабочего места не очень хочется, но мне было больно напороться на предательство со стороны соратника. Тогда это иначе не воспринималось. Сейчас, за давностью, конечно, все улеглось. Позже Олег столкнулся с теми же проблемами, что и мы. Так все и продолжалось. Конечно, обидно было оставлять клуб. Я зареклась туда больше не ходить, но все же была там пару раз после всей этой истории, даже один раз сыграла со Слоном на удивление публики. Теперь в общем даже не исключена возможность и игры, если договоримся с клубом по деньгам. То есть теперь для меня это чисто коммерческие отношения.

Почему одни и те же грабли постоянно?

А если людям не верить, зачем жить тогда вообще? Как тогда с людьми работать, если им не верить? Я знаю, что у Леши Хааса сложный характер, с ним очень непросто. Я знаю, с какой стороны я от него получу по шее, знаю, где эта критическая точка. Но это никогда не доходит до ломки наших человеческих отношений. Но если человек врет, например, ты ведешь себя так, насколько ты прочитываешь ситуацию, реагируешь на ту информацию, которую получаешь. Для того чтобы понять, что это ложь, надо ложь увидеть. Иногда непросто. На деньгах люди проверяются и проявляются. Это индикатор истинной человеческой сущности - когда дело доходит до дела (или до денег), то сразу становится все понятно. Всегда одному кажется, что он делает больше, чем другой, и т.д. Меня часто спрашивают: «Лена, почему ты не проводишь свои вечеринки, не занимаешься промоутерской деятельностью? У тебя же столько контактов!» Я просто не хочу «вписываться» в отношения, не имея возможности на 100 процентов формировать и отслеживать ситуацию. У меня нет своего места, потому что у меня нет денег, чтобы купить клуб или построить его. Работать на кого-то мне сложно, мне интереснее играть музыку. И потом раньше был с публикой контакт теснее, мне нравились люди, для которых я играла, я могла провести с ними неделю без сна, гуляя по разным клубам, просто валяясь на Петропавловке, как это частенько бывало. Мы сидели на крыше какого-нибудь дома, общались, дружили. Потом вечером опять шли в клуб, где я играла или просто слушала музыку. Сейчас я редко хожу в клубы, если я там не играю. И если иду, то в своей компании. Я с удовольствием провожу время на КаZантипе, потому что там сконцентрированы люди, которых я знаю, с которыми мне легко. Я с большим недоверием отношусь к диск-жокеям, которые не пьют, допустим. Это очень хорошо, конечно, что они не пьют. Но это как-то не по правде. Потому что я, например, трезвыми глазами смотреть на семнадцать тысяч «облупошенных» подростков не могу - мне больно.

А ты музыку пишешь?

Нет, сама я музыку не пишу, я вообще ненавижу все эти кнопочки. Несколько выпущенных ремиксов делались так: со мной просто сидел человек рядом, который во всем этом разбирается, и я на слух примерно говорю, что нужно сделать. Так был написан ремикс на Яну Дягелеву – мы делали его с Вовой ПСП, также были записаны треки с группой PQ17. Сейчас тоже есть такие проекты, но для меня это не самоцель. Меня вполне устраивает то, что я делаю, и мне совершенно не хочется засорять музыкальный рынок некачественной продукцией. Мне достаточно того дерьма, которое я слышу в музыкальных магазинах, и совершенно не хочется присоединяться к этим «легионерам». Я считаю, что диск-жокеи – это санитары леса. Они берут на себя функцию перелопатить горы этого дерьма и выбрать из него алмазы.

Это хорошая позиция. Но ведь таких диск-жокеев мало.

У меня все знакомые диск-жокеи – такие. Ты используешь музыку как конструктор, как канву, по которой ты вышиваешь. Если дать один и тот же набор пластинок разным диск-жокеями, они совершенно по-разному их смиксуют, сплетут. Я не могу сказать, что все мои сеты – супер. Иногда меня мучают угрызения совести за плохо сыгранный сет, за плохое сведение… даже если это происходит не по моей вине, а по той причине, что не был соблюден техрайдер. И потом, это живые моменты, потому что я никогда не знаю, какую пластинку поставлю следующей. Я таскаю с собой 27 килограммов пластинок не потому, что мне хочется накачать бицуху, а потому, что я действительно не знаю, что я буду играть. Я еду в незнакомое место, и я обычно не имею представления, кто играет до меня или после меня, и какая музыка будет звучать, какая в клубе будет публика, я не знаю, в каком я буду настроении.

Ты по-прежнему играешь на виниле? А как же новые технологии?

Да. Мы недавно говорили об этом с Doorkeeper, и я с ним согласна. Его спрашивают, мол, почему ты таскаешь этот винил? Ну, если не хочешь Final Scratch, то перейди на компакт-диски, в конце концов. Он назвал несколько причин, но одну из них я полностью разделяю. Он сказал: «Потому что когда я покупаю пластинку, я плачу за нее деньги, и, тем самым, я провоцирую людей на создание новой музыки. Благодаря этому живет эта индустрия».

У Дэйва Кларка совсем другая позиция в этом плане. Он говорит: «Мне, на самом деле, насрать на винил! Я говорю так, чтобы уколоть тех людей, которые меня раздражают тем, что в своем сознании они живут, засунув голову в песок, и думают, что все плохое просто пройдет. Винил был прекрасным носителем. Единственное, за что мы должны быть благодарны винилу – за то, что это был стандарт. И это очень важно. В компьютерном ди-джеинге нет стандарта, на котором бы держалась сцена и индустрия. И именно поэтому я выбрал CD. Это стандарт. Рекорд-компании по-прежнему могут выпускать CD, а люди по-прежнему могут покупать CD…»

Я, прежде всего, имела в виду mp3 и Final Scratch, конечно.

А DJ Spy.der вообще говорит, что винил всегда будет жить, mp3 вытеснит CD, а винил останется. Он говорит, что не воспринимает музыку в mp3, что хочет ее пощупать. Винил можно держать в руках, трогать его. А посмотрите на дизайн обложек – это же тоже целый культурный пласт. Те же пластикмэновские обложки – они все завязаны…

Конечно, это целая культура: дизайн, эстетика, одежда… Кстати, об одежде. Чем, на ваш взгляд, отличаются питерские клабберы? Это было видно очень хорошо на КаZантипе: единственные люди, которые не наряжаются на вечеринки, - это питерские. Ты посмотри на них: они одевают что удобней и вваливаются на танцпол! Потому что они идут танцевать, а не мордой торговать. Мы здесь не берем, конечно, девочек шестнадцатилетних, у которых вечный брачный период и MTV- формат в башке.

R&B MTV style!

Нет, я ничего не имею против, любая музыка имеет право на существование. Просто «рич энд бьютифал» – это не по правде. Какие там тачки с открытым верхом, если у тебя зарплата 200 баксов в месяц и в «хрущевке» кроме тебя еще 5 родственников проживает? Что за иллюзии? Кого хотят обмануть? Себя обманешь – да и только! А об отношении к этому - ты все равно все оцениваешь со своей субъективной точки зрения. Типа, знаешь, мне не нравятся мужики с усами, я и не хожу на рынок с «хачиками» знакомиться! А кому-то нравится. Также и обсуждать диск-жокеев. Я считаю, что в принципе некорректно коллег обсуждать, потому что, по большому счету, все делают одно и то же дело. Как Doorkeeper мне рассказывал о своем разговоре с одной девушкой-ди-джеем: «Ленок, я ее спрашиваю, мол, что ты думаешь о русских ди-джеях? А она мне, знаешь, что говорит? – Я считаю, что нет вообще ни одного русского ди-джея нормального! (ну, естественно, кроме нее – прим. Лена Попова). – И сижу и обалдеваю: как это нет? Ведь я стольких знаю!»

Сейчас очень многие русские (да и не только) ди-джеи относятся к своей работе как к ремеслу. Они не любят то, чем занимаются каждый день. Вот, например, тот же самый Гарнье в своей книге писал, что когда он почувствовал, что у него пропадает интерес к тому, чем он занимается, он перестал выступать. Нет, не совсем, конечно. Но существенно меньше стал выступать. Когда был миллениум, были ди-джеи, которые умудрялись по полмиллиона за ночь зарабатывать, а он уехал с семьей за город.

Я тоже в последнее время стала чаще отказываться от нескольких выступлений за одну ночь. Я стараюсь играть один раз. Если я приезжаю в какой-то город, я могу отыграть там пять или шесть часов, и не дать играть местным резидентам, войдя в раж. И люди понимают это. Когда меня приглашают, меня спрашивают: «Лена, сколько ты будешь играть?» Я им отвечаю: «Я не знаю». Я могу и два часа отыграть. Но обычно это не случается. Чаще всего я ухожу вместе с охраной чуть ли не самой последней. Потому что меня не остановить, если я разогналась. Я могу, наконец, рок-н-ролл поставить вместо электроники. Но два таких выступления – это уже практически невозможно. Да и нечестно это. Мне не интересно, придти, там, часик отыграть и все. Почему я последнее время не играю на массовых мероприятиях? Потому что мне не интересно играть один час за несколько долларов на мероприятии в 17 тысяч человек (замечу, что каждый платит по 20 долларов за билет). Мало того, что это по деньгам не интересно, это, во-первых, для меня моральная травма – смотреть на всех этих обдолбанных мальчиков и девочек; во-вторых, играть там очень тяжело в техническом плане: все трясется, постоянно едет игла; а потом ты читаешь всякий бред - это в-третьих. Я не для этого начинала заниматься ди-джеингом. Я хотела играть музыку, которая мне нравится, хотела, чтобы ее услышали другие. Это в последнее время мое имя стало приносить мне какие-то деньги, а до этого мы работали вообще, извините, за 25 рублей в час. Можно, конечно, играть модную музыку и сделаться звездой за счет этого за год, но при этом быть совершенно равнодушным к музыке, которую играешь. Опять же эта ситуация сейчас с минимал-техно. Вот, мне все говорят: «Почему ты не играешь техно? Ты же раньше играла техно!» Когда я играла техно, все с танцполов разбегались, рожи кривили. А мне нравилась эта музыка очень. Теперь она стала популярнее, стала модной, и вдруг все вспомнили мои старые миксы. Да у меня эти пластинки дома лежат – пожалуйста! Только я этого не хочу. Я эти пластинки уже отработала. Да, они ценны как артефакт. Да, я могла бы сделать программу на радио и играть там старые пластинки время от времени. Мне сейчас интересен брейкс. Брейкс тоже разный бывает. Мне интересен, естественно, жесткий. Хотя покупаю разный – короче, под настроение.

Техно когда-то было интересно, но потом из-за этой волны популярности интерес к минимал-техно совсем пропал. То есть люди-то его слушают, но они не понимают эту музыку. Они слушают, потому что это популярно. Или понимают, когда нажрутся таблеток.

Я не хочу оказаться сейчас на их уровне, просто потому что я этот уровень уже прошла. Для меня это был бы шаг назад. Зачем мне нужен этот шаг назад? Играть старое, олд-скульное, техно – в качестве прикола, да! Или на специальных мероприятиях, допустим. С удовольствием, и техно рубану! Я часто слышу: «Лена Попова предала техно!» - Я что, контракт с кем-то подписывала? Или клялась в вечной любви к техно? Я играла и синти-поп, когда это только-только начиналось, потом уже пошел электроклеш и все такое. Переходный период у меня длился примерно год, когда вместе с техно я играла электро, синти-поп и брейкс. Потом я уже стала искать и покупать только брейкс. Вот я захожу в магазин,ищу техно, а его нет. Потому что либо это техно старого образца, либо это минимал – настолько однообразный, что я даже на одной и той же пластинке стороны не различаю.

Так и хочется подойти к этому артисту, который настрогал на лэптопе свою пластинку, и спросить его: «А это о чем?» Даже если послушать старого Адама Бейера (Adam Beyer) – там есть своя история. Вот у нас есть знакомые музыканты-минималисты, которых я спрашиваю: «Для чего эта музыка?»

Я сама тебе отвечу: «Потому что я такой офигенный!» Я тебе больше скажу: у меня дочь, Дуся, заходит во Fruity Loops – бац-бац! – и готов брейксовый трек. Даже я не знаю, как она это делает. И все складно! Прям хоть сейчас бери и выпускай под вывеской «Самый молодой продюсер!» Заодно и денег заработаем! Но зачем и кому это надо? Если писать и выпускать – это должен быть, как минимум, шедевр. Иначе, нет смысла.

В том-то и дело. Ведь техно – это звучание! Шведы, когда писали техно, одну только бочку по полгода выписывали. И потом ты ставишь эту бочку, а она тебе – и по почкам, и по печени!

Вот у нас есть Сережа Демидов, прекрасный диск-жокей. Его молодежь вряд ли помнит, потому что он ушел со сцены в свое время. Сейчас, слава Богу, вернулся. Недавно записал новый микс. Это просто супер ди-джей! Он десять лет только студию свою собирал! Я его спрашивала, мол, ты почему музыку не пишешь? Он мне отвечал: «Я пока не соберу, не сяду!» - реальный маньяк! Покупал какие-то старые синтезаторы, выискивал раритетные вещи…. уезжал в Австрию на гастроли, все везут обратно шмотки, а он «Корги» 70-х годов, драм-машины какие-то, снял себе квартиру, всю ее переделал, чтобы внутри звучание было. Потом его переклинило, он все продал… Этот человек всегда интересовался минималом, с тех пор как этот жанр только-только зарождался. Тогда минимал назывался дип-техно. Я была у Фабиана (Fabian Feyerabendt) из Toktok. Думаешь, он с ноутбука музыку пишет? У него целая квартира завалена этим железом. Он мне говорит: «Давай вместе писать музыку!» А я, мол, на какую кнопку-то жать? (смеемся)

Очень многие диск-жокеи старой волны, ветераны, говорят, что сейчас в России нет лидера. То есть нет такого человека, который встанет и два часа так отыграет, что у всех остальных руки опустятся просто.

Уважения нет среди людей, среди тусовки, если можно так сказать. На самом деле, тусовка распалась. Давно уже каждый сам по себе. Деньги разогнали всю тусовку. Как только появились деньги, тусовка начала их делить. Все перессорились практически сразу.

Значит, все гнилые?

Не все, но очень многие.

Но ведь за границей есть комьюнити, никто не ссорится.

Они не ссорятся, но они и не дружат. Это совсем другие взаимоотношения. Там отработанный механизм, существуют букинг-агентства, все сбалансировано. Система не дает им поссориться. Люди везде разные есть. Мне в Германии повезло, что я попала в компанию Фабиана, Доркипера, с которыми мы могли просто шататься по городу целый день с бутылкой вина. Мы симпатичны друг другу не потому, что играем музыку, а просто так. То, что мы с музыкой связаны, – это было просто поводом для знакомства. Мы просто были вместе, и этого было достаточно. А ведь основная масса западных людей, имеющих отношение к клубной культуре, своей бабе сигарету продают. Музыка их не спасает. Для меня это ни в какие рамки не лезет. И мне плевать, что у них там – менталитет или еще что-нибудь. Я понимаю, что это есть, но я не хочу иметь к этому отношение. Это их игры - я в них не играю. Уважаю их правила, но к себе не отношу и уподобляться им не буду. Это какие-то неправильные правила. Они мне не нравятся. Потому что знаю других людей и другие правила, которые мне ближе. Вот почему, когда я играю, часто на танцпол не смотрю. Потому что бывает реально страшно. В такие моменты важно, чтобы кто-нибудь близкий был рядом. Пускай друзья сидят, выпивают или разговаривают, никого не замечая, или спят в ногах (смеется), как Леха Компас любил прилечь в клубе. Когда ты стоишь перед десятитысячной толпой, а вокруг тебя ни одного знакомого лица, хочется просто собрать пластинки и уйти. Такие вот странные ощущения.

Как ты считаешь, есть русская электронная сцена вообще?

Конечно, есть! А на чем, вы думаете, бабки зарабатывают? Почему сюда стремятся все западные диск-жокеи? Потому что у нас колоссальный рынок! Они здесь такие деньги зарабатывают, какие им там уже никто не платит! В Россию все едут с закрытыми глазами, потому что считают, что у нас много бабла. А в регионах, между прочим, очень много отличных ди-джеев. По всей нашей необъятной Родине.